Качество мышления очень глубоко? (с)
Так получилось, что некоторое время назад меня попросили вычитать небольшой кусочек воспоминаний старшей сестры моей бабушки, бабы Нины. В ноябре мы отпраздновали ее 90-летие, и тьфу-тьфу-тьфу, здоровье «по возрасту», как она говорит, и здравый ум. Собственно, для обуздания неукротимой энергии идея с воспоминаниями и возникла. Теперь вот хочу и ее сподвигнуть продолжать: набросать вопросы, и больше, больше конкретики! – и не только ее, каждое время интересно по-своему.
Странновато это читать, но увлекательно. Что-то слышано еще в детстве, что-то нет, но вот это ощущение вплетенности в общую ткань... страны?.. истории?.. В общем, захотелось даже поделиться какими-то выдержками.
О моей прапрабабушке:
О моей прапрабабушке:
Будучи подростком, она работала на барщине. Рассказывала: когда собирали ягоды, то барыня заставляла петь, чтобы ягоды не ели: «Бывало, возьмешь ягоду в рот – особенно нравилась малина, – здесь же барыня кричит: «Мотря (т. е. Матрена), я твоего голоса не слышу!» День проработаешь, получишь 3–5 кусочков сахара».
О детских воспоминаниях:
О детских воспоминаниях:
Помню, как летом (мне было 3,5 года) жила на заимке. Мои дядя Гриша и Саша пошли со мною гулять в лес, и я срывала конфеты с нижних веток кустиков.
Мы жили в доме на две семьи, у нас трое детей и в той семье трое. Сосед принес большую елку (а может быть, сосну), поставил ее, укрепил, а бабушка налила во флаконы цветной воды, вставила петельки и заморозила. Испекла сушечки, птичек и все это рано утром развесила на елку. Сколько было радости!
О начале войны (на тот момент прабабушка с двумя детьми оказалась в гостях у своего дяди, под Армавиром, а жили они в Сибири, в Сталинске – то есть Новокузнецке):
О начале войны (на тот момент прабабушка с двумя детьми оказалась в гостях у своего дяди, под Армавиром, а жили они в Сибири, в Сталинске – то есть Новокузнецке):
Вечером 22 июня в станице объявили сход и сообщили, что началась война с Германией. На Северном Кавказе объявили военное положение, полное затемнение. Мама собралась сразу ехать домой, но дедушка ей сказал, что сейчас едут военные, нужно дней 7–10 переждать. Мимо дома дедушки проходил шлях, и по нему день и ночь шли машины с мобилизованными.
Дедушка приготовил нам мешок с хлебом; если мерить на картофель, в него вошло бы 4–5 ведер. Мама возражала, что это много, а дедушка ей сказал: «Дочка, идет война, дорОгой ничего не купишь».
Через несколько дней собрались в дорогу, до станции 40 километров. Простояли целый день у шляха, никто нас не взял. Вернулись домой. Дедушка говорит маме: «Ну, Аня, развязывай свой мешок, сколько ты будешь ехать в Сибирь, неизвестно». Выехали мы из станицы дней через 7–8. Пока ехали до станции 40 км, нас 3 раза останавливали для проверки документов, а когда приехали, то оказалось, что полчаса назад ушел последний поезд на Москву...
…Из Ряжска удалось выехать только на открытой платформе. Ехали мы так больше суток, но продвигались очень медленно: навстречу, с востока, шли военные эшелоны, на одной станции пропускали до 10–15 эшелонов. На одной из станций рядом остановился эшелон с военными. Они увидели, что на платформах много матерей с детьми, а в начале поезда были теплушки, оборудованные для перевозки людей, и там было много мужчин, которые ехали с запада. Солдаты высадили их из теплушек на платформы, а матерей с детьми перевели в теплушки. Мы оказались рядом с женщиной с детьми, которая бежала с пограничной заставы, муж-пограничник остался там. Не помню, сколько у нее было детей, двое или трое, но один был очень маленький, завернут в пелерину от сарафана.
О начале войны с другой стороны страны (по воспоминаниям мужа бабы Нины):
О начале войны с другой стороны страны (по воспоминаниям мужа бабы Нины):
В 1941 году он закончил 9 классов и решил подзаработать: устроился сплавлять лес по Катуни на плотах с мужчинами. 22 или 23 июня над плотами вдруг появился самолет и начал сбрасывать листовки, в которых сообщалось, что началась война с Германией и всем необходимо немедленно явиться в военкомат. 23 ноября ему исполнилось 18 лет, и в декабре 1941 года он был призван в армию и направлен на учебу в Новосибирское военное радиоучилище, по окончании которого был отправлен на фронт.
О повседневной жизни во время войны:
О повседневной жизни во время войны:
Мы жили в двухкомнатной квартире, но без удобств: мама, бабушка, и трое нас, детей. Квартира примерно 40–42 кв. м. В город прибывали эвакуированные, и нам было предложено освободить для них одну комнату. К нам поселили четверых мужчин, эвакуированных из Днепропетровска, а мы впятером жили в комнате 14–16 кв. м.
На период войны были отменены отпуска.
Во время войны была введена карточная система почти на всё. Норма хлеба на сутки – 250 г иждивенцам, 400 г служащим, 800 г металлургам и шахтерам, а Сталинск был городом металлургов и шахтеров. На месяц на человека полагалось 1 кг мяса или рыбы. Рыбой обычно была горбуша, но один раз был даже байкальский омуль. Но и мясо, и рыбу не всегда можно было купить, так что иногда 1 кг мяса заменяли на 250 г белых сушеных грибов.
Хлебная карточка на месяц была разделена по количеству дней на талончики размером примерно 1,2 см на 0,9 см. Продавец их выстригал, а потом дома должен был их наклеивать и сдавать. Проданные продукты должны были по весу совпадать с количеством по талонам.
Мы жили на первом этаже, а на втором тоже жила семья учительницы-вдовы из пяти человек, как и у нас. К ним поселили семью из трех человек, женщина работала продавцом в магазине. И вот эта продавец, которая жила над нами, приглашала нас с сестрой клеить талоны. В этот вечер она нас кормила хорошим ужином (конечно, хорошим по тем временам), и в магазине, где работала, отоваривала нашу семью хорошими продуктами, поэтому мы никогда не получали вместо 1 кг мяса 250 г сушеных белых грибов.
Школьники летом работали в колхозах, и чтобы ребята не сбегали, их отправляли в отдаленные районы. Так, маму с группой учеников (там была и моя сестра) отправили за 500 км от нашего города. Ребята выполняли план наравне со взрослыми, а если план не выполнят, им уменьшали количество продуктов питания. Работали полтора месяца, обувь у всех порвалась, но мама нашла дедушку, который умел плести лапти, и вот все они были в лаптях.
В городе было много госпиталей, под них занимали школы, а оставшиеся школы работали в 3 смены. Наша школа находилась недалеко от железнодорожной станции. За нами был закреплен железнодорожный тупик, куда принимались санитарные поезда с ранеными, и зимой мы, ученики, должны были помогать очищать пути от снега. Девочки в свободное от учебы время работали в госпитале (рядом с нашей школой была двухэтажная городская школа, и в ней был госпиталь): ухаживали за больными, читали им книги, писали письма, стирали и гладили бинты.
Тех продуктов, которые выдавали по карточкам, конечно, не хватало, да и вещи и обувь изнашивались, а всё можно было приобрести только на рынке, в обмен на картофель. Например, туфли мне на выпускной вечер в 1943 году купили за 20 ведер картофеля. Булка хлеба на рынке стоила 300–400 рублей, а зарплата учителя составляла 400–500 рублей.
Наделы земли давали примерно в 4–5 км от города. Мы сажали картофель, капусту, свеклу, морковь, лук, сеяли просо, которое потом возили на крупорушку и получали пшено (для этого ездили на поезде за 30 км от города). Чтобы посадить ранний картофель (с ростками), несли его в ведрах на коромысле, на остальную посадку везли картошку на двухколесной тележке. В основном поднимали целину. В один год, помню, собрали 500 ведер картофеля, а еще было просо, капуста, свекла, морковь, огурцы – их сажали на участке около дома. Все овощи осенью нужно было вывезти на тележке домой. Выходили на уборку в выходные всей семьей. Набрав ведер 10–12, везли вдвоем домой, и так 3 поездки в день, последняя уже затемно. Мы катили тележки, а в это время на машинах мимо нас везли с работы пленных немцев – и так всю войну.
Наша бабушка еще и выращивала поросят. Один раз купила черного поросенка, звали его Жучок. Ей сказали: «Что ты, дура, покупаешь черного?», на что моя бабушка ответила: « Если он не дурнее тебя, то сало у него будет белое, а мясо как у всех».
Когда бабушка сажала картофель, то приговаривала: «Уродись на садящего, на просящего и на крадущего». Однажды бабушка с внуком копали картофель около дома, внук носил в погреб, а бабушка за это время накладывала картофель для следующего похода. Внук приходит, а мешка с картофелем нет. «Бабушка, а где мешок?» – «Ах, окаянные, украли!» – «Бабушка, ты же сама сажала для крадущего».
Когда сажали капусту, бабушка брала меня с собой, так как голова у меня была крупнее, чем у сестры. Мы обязательно повязывали головы белыми платками, брались руками за головы, и бабушка приговаривала: «Уродись капуста с наши головы».
В 1943 году я окончила 10-й класс и поступила в Учительский институт на физико-математический факультет. В городе был еще металлургический институт, но он меня не привлекал, так как наш город утопал в дыму от Кузнецкого металлургического завода: завод был построен на дне впадины, а город на взгорках. Я была старшей в семье и надо было помогать маме учить младших, так что в августе 1944 года я поступила на работу учителем младших классов. Институт работал с 8:00, а занятия в классе начинались в 16:00, так как школа работала в три смены.
О моей бабушке-враче:
О моей бабушке-враче:
Сестра была красивой. Лежал в палате тяжелобольной молодой человек, затем подошло время выписки, но Надя его послушает – у него сердцебиение и повышенное давление, выписывать нельзя, а все остальные показания говорят в пользу выписки. Она пошла за советом к заведующему отделением, тот посмотрел больного до осмотра сестры и после, сказал: «Доктор, я не учел ваш возраст и красоту». Больного выписали…
О маме в детстве:
О маме в детстве:
Как-то я потихоньку купила племяннице в подарок на день рождения красивую куклу, которая плакала, когда ее наклоняли. Везти коробку с куклой пришлось вместе с детьми, они шалили, и я переживала, что кукла подаст голос, поэтому сказала, что в коробке хрупкий физический прибор, требующий бережного обращения.
О бабушкином брате:
О бабушкином брате:
В 1952 году он закончил летное училище и получил распределение в Таллин. Их эскадрильей командовал Савицкий (будущий маршал авиации). Примерно в 1954–1955 годах эта эскадрилья осваивала Новую Землю (конечно, в военных целях), брат принимал участие в испытании водородной бомбы. На Новой Земле вместе с летчиками были министр обороны Г. К. Жуков, министр морского флота Горшков и начальник научной группы, как рассказывал брат, «небольшого роста, с крупной головой и маленькими «женскими» руками». А когда умер С. П. Королев, мы узнали, кто это был.
Брат однажды горел в самолете и вынужден был катапультироваться, несколько часов провел раненым в холодной морской воде, до того как его обнаружили и спасли.
Приезжал к нам в гости со своим «тревожным» чемоданчиком, полным горького шоколада «Золотой якорь» (на случай приземления в безлюдных местах и аварий выдавался сухой паек с шоколадом), вот дети радовались и веселились! А когда затем служил в Анадыре, привозил вяленую корюшку, которую с энтузиазмом ловил на маленький кусочек яркого красного поролона (они с друзьями покупали в магазине плюшевых медведей и отрезали им язычки).
Однажды, когда речь зашла о войне в Корее, сказал что он там был. Мы спросили: «Какая же фамилия у тебя там была?» – «Фё» (Федин).
Бонус из пока не вошедшего: о находчивости (пересказ мой)
Бонус из пока не вошедшего: о находчивости (пересказ мой)
В день свадьбы прабабушке ее мама подарила небольшую икону: Богородица в красных одеждах, и волосы покрыты тоже красной тканью. Конечно, такой подарок не выбросишь, но и на виду держать нельзя, к тому же прабабушка была учителем. И вот как-то трое детей, оставленные дома одни, перерывали вещи и нашли эту икону. Дело было в начале тридцатых, и суровость была такая, что даже новогодние елки запрещали как пережиток. Детям приносили совсем маленькую елочку, ставили ее в валенок, украшали, как-то быстро дарили подарки и уносили елку поскорее.
И вот приходит прабабушка домой, а дети предъявляют ей: «Мама, а это кто?» – «Э… делегатка!»
Сейчас эта «делегатка» живет в домашней часовне моего двоюродного дяди, сына бабы Нины.
Странновато это читать, но увлекательно. Что-то слышано еще в детстве, что-то нет, но вот это ощущение вплетенности в общую ткань... страны?.. истории?.. В общем, захотелось даже поделиться какими-то выдержками.
О моей прапрабабушке:
О моей прапрабабушке:
Будучи подростком, она работала на барщине. Рассказывала: когда собирали ягоды, то барыня заставляла петь, чтобы ягоды не ели: «Бывало, возьмешь ягоду в рот – особенно нравилась малина, – здесь же барыня кричит: «Мотря (т. е. Матрена), я твоего голоса не слышу!» День проработаешь, получишь 3–5 кусочков сахара».
О детских воспоминаниях:
О детских воспоминаниях:
Помню, как летом (мне было 3,5 года) жила на заимке. Мои дядя Гриша и Саша пошли со мною гулять в лес, и я срывала конфеты с нижних веток кустиков.
Мы жили в доме на две семьи, у нас трое детей и в той семье трое. Сосед принес большую елку (а может быть, сосну), поставил ее, укрепил, а бабушка налила во флаконы цветной воды, вставила петельки и заморозила. Испекла сушечки, птичек и все это рано утром развесила на елку. Сколько было радости!
О начале войны (на тот момент прабабушка с двумя детьми оказалась в гостях у своего дяди, под Армавиром, а жили они в Сибири, в Сталинске – то есть Новокузнецке):
О начале войны (на тот момент прабабушка с двумя детьми оказалась в гостях у своего дяди, под Армавиром, а жили они в Сибири, в Сталинске – то есть Новокузнецке):
Вечером 22 июня в станице объявили сход и сообщили, что началась война с Германией. На Северном Кавказе объявили военное положение, полное затемнение. Мама собралась сразу ехать домой, но дедушка ей сказал, что сейчас едут военные, нужно дней 7–10 переждать. Мимо дома дедушки проходил шлях, и по нему день и ночь шли машины с мобилизованными.
Дедушка приготовил нам мешок с хлебом; если мерить на картофель, в него вошло бы 4–5 ведер. Мама возражала, что это много, а дедушка ей сказал: «Дочка, идет война, дорОгой ничего не купишь».
Через несколько дней собрались в дорогу, до станции 40 километров. Простояли целый день у шляха, никто нас не взял. Вернулись домой. Дедушка говорит маме: «Ну, Аня, развязывай свой мешок, сколько ты будешь ехать в Сибирь, неизвестно». Выехали мы из станицы дней через 7–8. Пока ехали до станции 40 км, нас 3 раза останавливали для проверки документов, а когда приехали, то оказалось, что полчаса назад ушел последний поезд на Москву...
…Из Ряжска удалось выехать только на открытой платформе. Ехали мы так больше суток, но продвигались очень медленно: навстречу, с востока, шли военные эшелоны, на одной станции пропускали до 10–15 эшелонов. На одной из станций рядом остановился эшелон с военными. Они увидели, что на платформах много матерей с детьми, а в начале поезда были теплушки, оборудованные для перевозки людей, и там было много мужчин, которые ехали с запада. Солдаты высадили их из теплушек на платформы, а матерей с детьми перевели в теплушки. Мы оказались рядом с женщиной с детьми, которая бежала с пограничной заставы, муж-пограничник остался там. Не помню, сколько у нее было детей, двое или трое, но один был очень маленький, завернут в пелерину от сарафана.
О начале войны с другой стороны страны (по воспоминаниям мужа бабы Нины):
О начале войны с другой стороны страны (по воспоминаниям мужа бабы Нины):
В 1941 году он закончил 9 классов и решил подзаработать: устроился сплавлять лес по Катуни на плотах с мужчинами. 22 или 23 июня над плотами вдруг появился самолет и начал сбрасывать листовки, в которых сообщалось, что началась война с Германией и всем необходимо немедленно явиться в военкомат. 23 ноября ему исполнилось 18 лет, и в декабре 1941 года он был призван в армию и направлен на учебу в Новосибирское военное радиоучилище, по окончании которого был отправлен на фронт.
О повседневной жизни во время войны:
О повседневной жизни во время войны:
Мы жили в двухкомнатной квартире, но без удобств: мама, бабушка, и трое нас, детей. Квартира примерно 40–42 кв. м. В город прибывали эвакуированные, и нам было предложено освободить для них одну комнату. К нам поселили четверых мужчин, эвакуированных из Днепропетровска, а мы впятером жили в комнате 14–16 кв. м.
На период войны были отменены отпуска.
Во время войны была введена карточная система почти на всё. Норма хлеба на сутки – 250 г иждивенцам, 400 г служащим, 800 г металлургам и шахтерам, а Сталинск был городом металлургов и шахтеров. На месяц на человека полагалось 1 кг мяса или рыбы. Рыбой обычно была горбуша, но один раз был даже байкальский омуль. Но и мясо, и рыбу не всегда можно было купить, так что иногда 1 кг мяса заменяли на 250 г белых сушеных грибов.
Хлебная карточка на месяц была разделена по количеству дней на талончики размером примерно 1,2 см на 0,9 см. Продавец их выстригал, а потом дома должен был их наклеивать и сдавать. Проданные продукты должны были по весу совпадать с количеством по талонам.
Мы жили на первом этаже, а на втором тоже жила семья учительницы-вдовы из пяти человек, как и у нас. К ним поселили семью из трех человек, женщина работала продавцом в магазине. И вот эта продавец, которая жила над нами, приглашала нас с сестрой клеить талоны. В этот вечер она нас кормила хорошим ужином (конечно, хорошим по тем временам), и в магазине, где работала, отоваривала нашу семью хорошими продуктами, поэтому мы никогда не получали вместо 1 кг мяса 250 г сушеных белых грибов.
Школьники летом работали в колхозах, и чтобы ребята не сбегали, их отправляли в отдаленные районы. Так, маму с группой учеников (там была и моя сестра) отправили за 500 км от нашего города. Ребята выполняли план наравне со взрослыми, а если план не выполнят, им уменьшали количество продуктов питания. Работали полтора месяца, обувь у всех порвалась, но мама нашла дедушку, который умел плести лапти, и вот все они были в лаптях.
В городе было много госпиталей, под них занимали школы, а оставшиеся школы работали в 3 смены. Наша школа находилась недалеко от железнодорожной станции. За нами был закреплен железнодорожный тупик, куда принимались санитарные поезда с ранеными, и зимой мы, ученики, должны были помогать очищать пути от снега. Девочки в свободное от учебы время работали в госпитале (рядом с нашей школой была двухэтажная городская школа, и в ней был госпиталь): ухаживали за больными, читали им книги, писали письма, стирали и гладили бинты.
Тех продуктов, которые выдавали по карточкам, конечно, не хватало, да и вещи и обувь изнашивались, а всё можно было приобрести только на рынке, в обмен на картофель. Например, туфли мне на выпускной вечер в 1943 году купили за 20 ведер картофеля. Булка хлеба на рынке стоила 300–400 рублей, а зарплата учителя составляла 400–500 рублей.
Наделы земли давали примерно в 4–5 км от города. Мы сажали картофель, капусту, свеклу, морковь, лук, сеяли просо, которое потом возили на крупорушку и получали пшено (для этого ездили на поезде за 30 км от города). Чтобы посадить ранний картофель (с ростками), несли его в ведрах на коромысле, на остальную посадку везли картошку на двухколесной тележке. В основном поднимали целину. В один год, помню, собрали 500 ведер картофеля, а еще было просо, капуста, свекла, морковь, огурцы – их сажали на участке около дома. Все овощи осенью нужно было вывезти на тележке домой. Выходили на уборку в выходные всей семьей. Набрав ведер 10–12, везли вдвоем домой, и так 3 поездки в день, последняя уже затемно. Мы катили тележки, а в это время на машинах мимо нас везли с работы пленных немцев – и так всю войну.
Наша бабушка еще и выращивала поросят. Один раз купила черного поросенка, звали его Жучок. Ей сказали: «Что ты, дура, покупаешь черного?», на что моя бабушка ответила: « Если он не дурнее тебя, то сало у него будет белое, а мясо как у всех».
Когда бабушка сажала картофель, то приговаривала: «Уродись на садящего, на просящего и на крадущего». Однажды бабушка с внуком копали картофель около дома, внук носил в погреб, а бабушка за это время накладывала картофель для следующего похода. Внук приходит, а мешка с картофелем нет. «Бабушка, а где мешок?» – «Ах, окаянные, украли!» – «Бабушка, ты же сама сажала для крадущего».
Когда сажали капусту, бабушка брала меня с собой, так как голова у меня была крупнее, чем у сестры. Мы обязательно повязывали головы белыми платками, брались руками за головы, и бабушка приговаривала: «Уродись капуста с наши головы».
В 1943 году я окончила 10-й класс и поступила в Учительский институт на физико-математический факультет. В городе был еще металлургический институт, но он меня не привлекал, так как наш город утопал в дыму от Кузнецкого металлургического завода: завод был построен на дне впадины, а город на взгорках. Я была старшей в семье и надо было помогать маме учить младших, так что в августе 1944 года я поступила на работу учителем младших классов. Институт работал с 8:00, а занятия в классе начинались в 16:00, так как школа работала в три смены.
О моей бабушке-враче:
О моей бабушке-враче:
Сестра была красивой. Лежал в палате тяжелобольной молодой человек, затем подошло время выписки, но Надя его послушает – у него сердцебиение и повышенное давление, выписывать нельзя, а все остальные показания говорят в пользу выписки. Она пошла за советом к заведующему отделением, тот посмотрел больного до осмотра сестры и после, сказал: «Доктор, я не учел ваш возраст и красоту». Больного выписали…
О маме в детстве:
О маме в детстве:
Как-то я потихоньку купила племяннице в подарок на день рождения красивую куклу, которая плакала, когда ее наклоняли. Везти коробку с куклой пришлось вместе с детьми, они шалили, и я переживала, что кукла подаст голос, поэтому сказала, что в коробке хрупкий физический прибор, требующий бережного обращения.
О бабушкином брате:
О бабушкином брате:
В 1952 году он закончил летное училище и получил распределение в Таллин. Их эскадрильей командовал Савицкий (будущий маршал авиации). Примерно в 1954–1955 годах эта эскадрилья осваивала Новую Землю (конечно, в военных целях), брат принимал участие в испытании водородной бомбы. На Новой Земле вместе с летчиками были министр обороны Г. К. Жуков, министр морского флота Горшков и начальник научной группы, как рассказывал брат, «небольшого роста, с крупной головой и маленькими «женскими» руками». А когда умер С. П. Королев, мы узнали, кто это был.
Брат однажды горел в самолете и вынужден был катапультироваться, несколько часов провел раненым в холодной морской воде, до того как его обнаружили и спасли.
Приезжал к нам в гости со своим «тревожным» чемоданчиком, полным горького шоколада «Золотой якорь» (на случай приземления в безлюдных местах и аварий выдавался сухой паек с шоколадом), вот дети радовались и веселились! А когда затем служил в Анадыре, привозил вяленую корюшку, которую с энтузиазмом ловил на маленький кусочек яркого красного поролона (они с друзьями покупали в магазине плюшевых медведей и отрезали им язычки).
Однажды, когда речь зашла о войне в Корее, сказал что он там был. Мы спросили: «Какая же фамилия у тебя там была?» – «Фё» (Федин).
Бонус из пока не вошедшего: о находчивости (пересказ мой)
Бонус из пока не вошедшего: о находчивости (пересказ мой)
В день свадьбы прабабушке ее мама подарила небольшую икону: Богородица в красных одеждах, и волосы покрыты тоже красной тканью. Конечно, такой подарок не выбросишь, но и на виду держать нельзя, к тому же прабабушка была учителем. И вот как-то трое детей, оставленные дома одни, перерывали вещи и нашли эту икону. Дело было в начале тридцатых, и суровость была такая, что даже новогодние елки запрещали как пережиток. Детям приносили совсем маленькую елочку, ставили ее в валенок, украшали, как-то быстро дарили подарки и уносили елку поскорее.
И вот приходит прабабушка домой, а дети предъявляют ей: «Мама, а это кто?» – «Э… делегатка!»
Сейчас эта «делегатка» живет в домашней часовне моего двоюродного дяди, сына бабы Нины.
-
-
04.04.2015 в 16:00Спасибо, что поделился.
-
-
04.04.2015 в 20:54-
-
04.04.2015 в 22:23